|
Глава 1
Политическая экономия старательно избегает ответов на самые простые и существенные вопросы.
Вы спрашиваете: отчего происходит то неестественное, уродливое, неразумное и не только бесполезное, но вредное для людей явление, что одни люди не могут ни есть, ни работать иначе, как по воле других людей? И наука с серьёзнейшим видом отвечает: потому что одни люди распоряжаются работой и питанием других – таков закон производства.
Хочется думать, что это так по глупости делает наука; но стоит только вникнуть и разобрать положение науки, для того чтобы убедиться, что это происходит не от глупости, а от большого ума. Наука эта имеет очень определённую цель и достигает её. Цель эта – поддерживать суеверие и обман в людях и тем препятствовать человечеству в его движении к истине и благу. Давно уже существовало и теперь ещё существует страшное суеверие. Оно состоит в утверждении того, что, кроме обязанностей человека к человеку, есть ещё более важные обязанности к воображаемому существу. Для богословия воображаемое это существо есть бог, а для политических наук воображаемое существо это есть государство.
Люди повергнуты в рабство самое ужасное, худшее, чем когда-либо; но наука старается уверить людей, что это необходимо и не может быть иначе.
Мне представляется, говорит простой, неучёный человек, что улучшение положения моего и моих братьев должно произойти от освобождения нашего от государственных требований. Но наука говорит: ваши суждения происходят от вашего невежества. Изучите законы производства, обмена и распределения богатств и не смешивайте вопросов экономических с вопросами государственными. Явления, на которые вы указываете, не суть стеснение вашей свободы, а суть те необходимые жертвы, которые вы вместе с другими несёте для своей свободы и для своего блага.
Можно человека заставить быть рабом и делать то, что он считает для себя злом, но нельзя заставить его думать, что, терпя насилие, он свободен и что то очевидное зло, которое он терпит, составляет его благо. Это кажется невозможным. А это-то и сделали в наше время с помощью науки. По науке оказывается, что есть люди, крошечное меньшинство людей, которые одни только знают, в чём общее благо. Поддержание этого суеверия и этого обмана составляет цель политических наук вообще и, в частности, так называемой политической экономии. Цель её – скрыть от людей то положение угнетения и рабства, в котором они находятся. Рассматривая естественным и неизбежным насилие, она обманывает людей и отводит их глаза от настоящей причины их бедствий.
Рабство есть. В чём же оно? В том же, в чём оно всегда было и без чего оно не может быть: в насилии сильного и вооружённого над слабым и безоружным.
Где будет насилие, возведённое в закон, там будет и рабство.
Чтобы остановить утекание богатств из рук рабочих в руки нерабочих, нужно найти изнутри ту дыру, через которую происходит это утекание.
Иоанн Креститель на вопрос людей: что нам делать? – отвечал просто, коротко и ясно: «у кого две одежды, тот дай тому у кого нет, и у кого есть пища, делай то же». То же и ещё с большей ясностью говорил Христос.
Истина эта была мне давно известна, но ложные учения мира так хитро скрыли её, что она сделалась для меня именно теорией в том смысле, какой любят придавать этому слову, т.е. пустыми словами.
Я понял, что человек, кроме жизни для своего личного блага должен служить и благу других людей. Я понял, что закон этот нарушался и нарушается тем, что люди насилием, как грабительницы-пчёлы, освобождают себя от труда, пользуются трудом других, направляя этот труд не к общей цели, а к личному удовлетворению разрастающихся похотей, и так же, как грабительницы-пчёлы, погибают от этого. Я понял, что несчастия людей происходят от рабства, в котором одни люди держат других людей, от рабства нашего времени. И, поняв значение рабства нашего времени, я не мог не желать избавления себя от участия в нём.
Если человек точно не любит рабство и не хочет быть участником в нём, то первое, что он сделает, будет то, что не будет пользоваться чужим трудом ни посредством службы правительству, ни посредством денег. Отказ же от всех употребительных средств пользоваться чужим трудом неизбежно приведёт такого человека к необходимости, с одной стороны, умерить свои потребности, с другой стороны, делать для себя самому то, что прежде делали для него другие.
Стоит только человеку не желать пользоваться чужим трудом посредством службы, или владения деньгами – человек будет поставлен в необходимость сам удовлетворять своим потребностям, и тотчас же невольно разрушится та стена, которая отделяла его от рабочего народа, и он сольётся с ним и станет плечо в плечо с ним и получит возможность помогать ему.
Я увидал, что причина страданий и разврата людей та, что одни люди находятся в рабстве у других, и, что если я хочу помогать людям, то мне прежде всего не нужно делать тех несчастий, которым я хочу помогать, т.е. не участвовать в порабощении людей в обществе, которое не только привыкло к этому порабощению других людей, но и опрвдывает это порабощение всякими искусными и неискусными софизмами.
Я пришёл длиным путём к тому неизбежному выводу, который сделан тысячелетие тому назад китайцами в изречении: если есть один праздный человек, то есть другой, умирающий с голоду.
Мы, в нашем искании исцеления от наших общественных болезней, ищем со всех сторон: и в правительственных, и в антиправительственных, и в научных, и в филантропических суевериях, и не видим того, что режет глаза всякому.
Соблазн рабства всех видов живёт так давно, так много выросло на нём искусственных потребностей, так поколениями испорчены, изнежены люди, такие сложные соблазны и оправдания в их роскоши и праздности придуманы людьми, что человеку, находящемуся наверху лестницы праздных людей, далеко не так легко понять свой грех, как тому мужику, который из-за лени своей заставляет соседа-должника рубить дрова и топить печку.
Людям, находящимся на верхней ступени этой лестницы ужасно трудно понять то, что от них требуется. У них голова кружится от вышины той лестницы лжи, на которой они находятся.
Чем больше кто тратит денег, тем более он заставляет других за себя работать; чем менее он тратит, тем он более работает.
Моя роскошная жизнь кормит людей. Куда пойдёт мой старик-камердинер, если я отпущу его? Что же, всем самим себе делать всё нужное: и платье и рубить дрова?.. А разделение труда? А промышленность, а общественные предприятия и под конец самые страшные слова: цивилизация, наука, искусство?
Говорят: деятельность одного человека есть капля в море. Капля в море!
Есть индийская сказка о том, что человек уронил жемчужину в море и, чтобы достать её, взял ведро и стал черпать и выливать на берег. Он работал так не переставая, и на седьмой день морской дух испугался того, что человек осушит море, и принёс ему жемчужину. Если бы наше общественное зло угнетения человека было море, то и тогда та жемчужина, которую мы потеряли, стоит того, чтобы отдать свою жизнь на вычёрпывание моря этого зла. Но общественное зло не море, а вонючая, помойная яма, которую мы старательно наполняем сами своими нечистотами. Стоит только очнуться и понять, что мы делаем, разлюбить свою нечистоту, чтобы воображаемое море тотчас иссякло и мы овладели той бесценной жемчужиной братской, человеческой жизни.
Глава 2
Но что же делать? Ведь не мы сделали это? Не мы так кто же?
Мы читаем описания жизни римлян и удивляемся на бесчеловечность этих бездушных Лукуллов, упитывавшихся яствами и винами, когда народ умирал с голода. Мы читаем слова Исаии,V:
8 – Горе вам, приобретающие дом к дому, присоединяющие поле к полю, пока не будет места, чтобы вам одним только жить на земле.
20 – Горе тем, которые называют зло добром и добро злом, которые выдают тьму за свет и свет за тьму, которые выдают горькое за сладкое и сладкое за горькое.
21 – Горе мудрым в глазах своих и разумным перед самими собою.
23 – Которые оправдывают беззаконного из-за подарков и отнимают у правого законное.
Мы читаем эти слова, и нам кажется, что это к нам не относится.
Мы читаем слова Исаии, VI:
10 – Сделай бесчувственным сердце этого народа; оглуши его уши и закрой глаза его, чтобы он не увидел глазами своими, и не услышал ушами своими, и не уразумел сердцем своим, и не обратился и не исцелел.
11 – Тогда я сказал: доколе, господи? И он отвечал: доколе не опустеют города от неимения жителей и дома от безлюдья, и земля не обратится в пустыню.
Мы читаем и вполне уверены, что это удивительное дело сделано не над нами, а над каким-то другим народом. А оттого-то мы и не видим ничего, что это удивительное дело совершилось и совершается над нами: мы не слышим, не видим и не разумеем сердцем. Отчего это случилось?
Идеал людей нашего христианского образованного мира есть приобретение наибольшего состояния, т.е. возможности освобождения себя от борьбы за жизнь и наибольшего пользования трудом братьев.
Как люди могли впасть в такое удивительное заблуждение?
Ведь стоит только на минуту одуматься, чтобы ужаснуться перед тем удивительным противоречием нашей жизни с тем, что мы исповедуем, мы, так называемые гуманные, образованные люди.
Каким же образом случилось то, что большинство образованных людей нашего времени, не работая, спокойно поглощает труды других людей, необходимых для жизни, и считает такую жизнь самою естественною и разумною?
Для того чтобы освободить себя от свойственного и естественного всем труда, перенести его на других и не считать себя при этом изменниками и ворами, возможно только два предположения: первое, что мы, люди, не принимающие участия в общем труде, мы – особенные существа от рабочих людей и имеем особенное назначение в обществе, так же как трутни или пчелиные матки, имеющие другое назначение от рабочих пчёл; и, второе, что то дело, которое мы, люди, освобождённые от борьбы за жизнь, делаем за остальных людей, так полезно для всех людей, что наверное, выкупает тот вред, который мы делаем другим людям, отягчая их положение.
С христианством оправдание особенности пород людских уничтожилось; но самый факт освобождения себя от труда для тех, которые имеют власть это делать, остался тот же, и для существующего факта постоянно придумывались новые оправдания.
Это было целью деятельности богословских, это было целью и юридических наук, это было целью так называемой философии, и это стало в последнее время целью деятельности современной опытной науки.
Все науки юридические: государственное, уголовное, гражданское, международное право, имеют одно это назначение; большинство философских теорий, в особенности столь долго царствующая теория Гегеля с его положением разумности существующего и того, что государство есть необходимая форма совершенствования личности, имеют одну эту цель.
Учение Дарвина о законе борьбы за существование, руководящем будто бы жизнью, и вытекающего из него различия пород людских; столь любимая теперь антропология, биология и социология имеют одну эту цель. Все эти науки стали любимыми науками, потому что они все служат оправданию существующего освобождения себя одними людьми от человеческой обязанности труда и поглощения ими труда других.
Все эти теории вырабатываются в таинственных капищах жрецов и в неопределённых, неясных выражениях распространяются в массах и усваиваются ими.
(продолжение следует)
|
